О том, что в начале марта академику Алексею Липанову исполняется 75 лет, "НМ" уже писала и публиковала его воспоминания. 
Предстоящий юбилей А.М. Липанова - хороший повод познакомить широкую общественность с некоторыми из этих материалов - текстовыми расшифровками фрагментов видеозаписей, которые, несмотря на прошедшие годы, сохранили свою информационную или историческую актуальность. (Прим.: в тексте максимально сохранена стилистика авторской речи).
Алексей Матвеевич Липанов приехал к нам уже сложившимся и руководителем, и ученым. Причем крупным ученым, работавшим в очень серьезных организациях, над очень крупными проектами. Это человек более высокого уровня. Москвич, в провинцию приехал, с московским духом. Но дух не тот, как говорят "столичный, зазнайка, амбиции сплошные", нет. Именно здоровый дух, который стремился показать нам, что можно добиваться большего, и мы способны, чтобы добиться большего.
С Алексеем Матвеевичем было работать трудно или легко - это не те эпитеты, не те определения. Трудно было работать в том плане, что задачи все время ставились, ставились и ставились. Вот в этом плане было трудно. Легко было работать в том плане, что было полное взаимопонимание. Я, по крайней мере за исключением одного-двух моментов, которые были мне непонятны, во всем остальном я понимал, что он делает, и, самое главное, почему он так делает. И поэтому мог становиться его либо его противником, либо союзником. В общем-то, в 99% случаях я был его союзником, принимал его действия, я их понимал, эти действия, и поэтому я их сознательно выполнял. Не то, что кулаком по столу: делай и все. Нет, я все это понимал. Он не тратил время на какие-то дополнительные убеждения, достаточно четко и ясно формулировались задачи, и было понятно, откуда эти задачи рождаются. Потому что они все были направлены на то, чтобы поднять авторитет нашего института. Поэтому в этом плане было легко работать.
У Алексея Матвеевича есть свойство увидеть интересное в любой научной теме и начать работать по этой теме, потом увлечь еще других этими темами. Иногда он дает задачи, ну не хочется их делать, а вот так пообщаешься день-два-три, а потом все, тема становится интересной и начинаешь по ней работать. Вот до того периода, когда он был ректором ИМИ, в отраслевом институте, где он работал, практически все из его отдела писали диссертации, многие из них защитили. Почему? Там велась простая отработка изделия, а он в этих изделиях увидит кучу интересных задач и ставит таким образом задачи, что все с удовольствием за них берутся и защищают диссертации. То есть делали свою основную работу и попутно повышали свой научный уровень. До сих пор он увлекает самыми разными задачами современных аспирантов.
Я считаю, что эти успехи его учеников прежде всего связаны с большой душевной щедростью. Вот бывают руководители, которым становится завидно, когда ученики их могут чем-то превзойти. Ну как говорят: "Не высовывайся, высунешься - тебе по голове дадут". Вот он как раз не из таких руководителей. Ну это, видимо, потенциал высокий у человека, то есть он все равно нас всех видит сверху. Он сразу чувствовал свой потенциал, который в итоге привел к тому, что он стал академиком Российской академии наук, и поэтому как бы мы ни прыгали, все равно мы будем ниже его. Может, это отсюда исходит, я-то считаю, что это просто от его душевной щедрости и доброжелательности. Он всегда готов помочь любому в решении любого вопроса: что-то не получается - приходят к нему, и он помогает, использует все свои знакомства, связи, чтобы помочь. Даже, если вопросы не касаются чисто его научных интересов, а просто из желания помочь человеку.
Еще чем можно отметить его характер, это - трудолюбие: в любой момент он не бездействует, если он едет на свой огород, значит у него всегда бумажки и ручка с собой, значит, он что-то придумывает, заявки пишет и так далее.
Не стесняется своих идей, идей много, ясно, что из этих ста идей может девяносто девять надо выкинуть, а одна будет продуктивна. Короче говоря, чем больше идей, тем больше продуктивных идей. Он не стесняется про любую идею сказать, и в итоге каждую идею он в принципе готов довести до конца и ищет соратников, которые помогли бы ему это сделать.
Он сам многие задачи решает совершенно самостоятельно, может быть, после того как предложит своим коллегам, они долго, скажем, тянут, он садится и сам делает. Умеет не только ставить задачи, но и умеет решать их. До сих пор пишет книжки. Например, многих надо заставлять конспект лекций даже оформить, его не надо заставлять, он сам вперед идет. Просит: "Дай время в курсах". Я говорю, что студенты вас не поймут, он говорит: "Как не поймут, они же будущие специалисты!".
Леонид Алексеевич Пантюхин, один из первых сотрудников ИМИ:
Я пришел: "Алексей Матвеевич, хотите познакомиться с первым ректором института?" Он говорит: "А что?", - без всякого энтузиазма и без желания. Я: "Так вот приехал он сюда по делам. И я думаю, что будет интересно познакомиться с ним". Липанов согласился. Мы с В.П. Остроумовым зашли в кабинет, они познакомились. Потом проговорили с глазу на глаз, наверное, минут 40 или час. И Владимир Павлович сказал, когда вышел: "Да, он очень интересный человек, ваш новый ректор". Они-то ведь разговаривали как два ректора: один создавал, а второй продолжает. И, конечно, у них много было вопросов, которые бы они обсудили.
Но не это главное. Главное другое. Когда В.П. Остроумова уже не было, я как-то был по делам в Москве и зашел к его вдове Раисе Ивановне. Во время нашего разговора она сказала: "Вы знаете, Липанов очень подружился с Владимиром Павловичем и очень часто к нам приезжал, когда уже был зам. министра и работал в Москве. И потом часто приезжал, когда Владимир Павлович уже вышел на пенсию". Что их объединяло? Я думаю, что интеллект прежде всего.
Алексей Матвеевич Липанов
Я должен о себе сказать, что мы родились в интересное время, когда Советский Союз отчаянно догонял Америку. Мы с детских лет помним эту программу ДИП - догнать и перегнать. В эту пору как раз начинала авиация зарождаться, и все молодые люди горели желанием лететь. И вообще было какое-то стремление вперед. И оно так с нами и осталось. А когда мы оканчивали школу, тогда опять же Советский Союз был в соревновании с Америкой, не отстать от Америки в связи с атомной бомбой. И очень много писалось об этом в газетах, не было ни одного номера газеты, чтобы не писали о том, что надо ученых. В стране было у нас их мало в ту пору. И мы были заражены идеей окончить школу и ехать обязательно учиться. И хотя мы были далеко от промышленных центров, я никогда не видел железнодорожной дороги. Нормальный медвежий край, медведей было и до сих пор остается много. Теперь одна дорога железнодорожная прошла с юга Байкала, а другая с севера. Но между ними примерно 900-800 километров, а мы как раз посередине этого промежутка. Там ничего не прошло, поэтому там, как было, так и осталось благополучно. Поэтому я, естественно, стремился, закончив школу, поехать учиться. Но нужны были, естественно, деньги, а в колхозе в ту пору деньги не давали. Тогда работали на трудодни. И рассчитывались натурой в виде зерна или других каких-то продуктов. У нас особенно рыба была в качестве валюты. Надо было заработать деньги. И я работал в леспромхозе, потом поехал учиться в Томск.
 На ВДНХ |  На ВДНХ |
 На ВДНХ |
К той поре делалось две программы: одна программа Королёвская - ракетная, а вторая - Курчатовская - ядерная программа. Я в душе думал на ядерную попасть. Но, естественно, будучи деревенским парнем, в городе не сориентировался и пошел просто на секретный факультет. А он оказался артиллерийским. Но в связи с активным развитием ракетной техники нас потом переименовали в ракетчиков. И мы учились и как ракетчики, и как артиллеристы одновременно. Жуткая нагрузка была. В ракетной технике мы хотели создавать управляемые летательные аппараты. Их тогда не было практически. А к нашему времени ситуация существенно изменилась. И в стране уже начали создавать жидкостные ракеты. К окончанию университета (мы были на 4-ом курсе) С.П.Королев запустил первую баллистическую ракету, а затем и второй спутник. К этому времени мы закончили университет. Твердотопливное направление, куда нас, собственно, и готовили, сильно отставало.
Как раз когда мы влились в жизнь, существовала реальная угроза разбомбить Советский Союз или диктовать Советскому Союзу свою волю со стороны американцев. Американцы на войне, как известно, только нажились. А мы были жутко разрушены. Война была против нас. Это уже чисто политический вопрос. И надо было устоять. Была поставлена задача - устоять. Вот эти две программы - Королёвская и Курчатовская - они ради этого прежде всего и делались. То, что касается мирного атома, это уже потом было. Но мирный аспект всегда присутствовал, между прочим.
И нам довелось с самого начала стоять буквально у истоков создания управляемых твердотопливных ракет. Я от начала до конца участвовал в отработке первой твердотопливной ракеты на подвижном старте. Главный конструктор А.Д. Надирадзе. Мы опередили тогда даже С.П. Королева, который делал более крупную ракету, на 2500 км (у нас - на 1000). Мы сдали ее, первую управляемую ракету, на вооружение в 1967 году. Это было очень интересно. Мы постоянно торчали на полигоне, но это было не очень интересно - торчать там молодому человеку. А разбор самих испытаний и участие в самих испытаниях, подготовка испытаний - это, конечно, было очень интересно. А затем, тут же - решение о создании межконтинентальной ракеты на подвижном старте. И делали ее, как и первую, в большом секрете.
Если первая ракета была рассчитана с целью, чтобы догнать, то вторая была с целью перегнать. Поэтому ставилась задача сделать ее так, чтобы американцы не догадались, что мы ее делаем, а просто продолжаем испытывать ту королёвскую систему, которая была шахтной. За ней следила американская станция слежения в Норвегии. Поэтому старт ракеты на северном полигоне в Плисецке был примерно в шести километрах от Королёвской ракеты, но из Норвегии это было уже далеко, считай, одна точка. И американцы так и не догадались, хотя всякий раз, как только у нас старт, американский корабль у Камчатки уже ждет, когда у Советов упадет боевая часть в этом месте (речка Кура там называлась как на Кавказе, только на Камчатке). Никак не могли понять, как они догадываются, черти, и кто шпион среди нас. Потом выяснилось: чтобы следить за полетом боевой части, наши за два часа прогревают станции слежения, тут-то все раскрывается: начинается прогрев, значит, все - русские, скоро будут пускать и корабль.
Вот это тоже была очень интересная пора с кучей эпизодов: поездки по степи и, наоборот, по тайге - они занимательны и интересны. Я имел честь вот доработать до самого конца - до сдачи на вооружение этой системы, а потом еще и поучаствовать в проектировании морской системы. Причем был буквально курьезный случай - дело в том, что предприятие, где делали ракеты к подводным лодкам, возглавлял В.П. Макеев, академик, член ЦК, депутат Верховного совета СССР, член-корреспондент АН СССР, очень уважаемый человек, лауреат Ленинской премии, Государственных премий и так далее. Вот он не хотел делать твердотопливную ракету. Ему выдали поручение, он спроектировал и твердотопливную, и жидкостную и показал. Жидкостная конфетка, а эта крокодил самый настоящий. А наше-то предприятие занималось только твердотопливными. И когда получили результаты проектирования, мне дали эту ракету, чтобы я посмотрел все ли там хорошо сделано (я занимался баллистическим проектированием, анализом в том числе, особенно американских систем на фоне наших, чтобы не отстать, чтобы быть лучше и так далее, или почему мы отстаем). Ну, когда я посмотрел, обнаружил: ну все сделано в худшую сторону для нее, то есть ну явно. Я пошел, доложил шефу, что так и так, по всем буквально частным экстремумам, какой ни возьми (по давлению, по другим показателям), везде нет экстремума, везде не дотянуто до него и всякий раз в худшую сторону. Шеф сразу же к Д.Ф. Устинову, доложил: вот так и так. Тогда была сформирована бригада из Москвы. Делать доклад поручили мне, это вообще нонсенс был невероятный. Но остальные не решились - ну как решиться не то, чтобы уговаривать, а поучать авторитетного конструктора, ученого, ну и так далее. Мне тогда было лет тридцать восемь примерно, я был доктор наук уже четыре года. Сделал доклад, нормально, с моей точки зрения, наверное. Волновался, конечно, отчаянно при такой гигантской аудитории, причем ответственный же - ты же критикуешь человека, который это своими руками сделал. Макеев говорит: "Молодой человек, а вы знаете, что такое глобальный экстремум?". Я говорю: "Знаю, конечно". "А вы проверяли свои проектные изыскания на этот экстремум?" "Нет, к сожалению, не проверял, у меня нет данных по боевой части и так далее". И тогда он поручает своему заместителю: "Расскажи ему, что такой глобальный экстремум ". Вот мы с заместителем тогда часа три побазарили, друг на друга поорали, поспорили. В конечном счете, приходим опять в зал заседаний. Макеев спрашивает: "Ну что?". Заместитель говорит: "Виктор Петрович, он прав". Вот так.
После этого была создана бригада межведомственная, мы спроектировали эту ракету, а одновременно ленинградцы сделали подлодку соответствующую. Так начали создавать и создали советский "Тайфун", сейчас он стоит на боевом дежурстве. Вот я имел честь быть его крестным отцом в некотором роде.
Я бы продолжал работать там с большущим интересом там и далее. Но в это время то меня за шкирку затурили в Ижевск. Вот такое дело. Я оказался вытащенным в известном смысле насильно, но на оперативный простор.
Я считаю, что эти восемь лет работы в техническом университете были интересными в моей жизни. И когда я в оборонке работал, там сама работа мне очень нравилась, и я не собирался ее никоим образом прекращать. Но там мы были за спиной у нашего директора. А здесь ты уже сам предоставлен себе и должен все необходимые вопросы решать самостоятельно, находить решения. А это всегда интересно, это увлекательно, пусть это будет тяжело, с нервотрепкой и с какими-то сложностями. Это все равно хорошо, интересно. Эти годы я всегда вспоминаю с удовольствием.
Вуз-структура очень многосторонняя. Ясно, что это учебное заведение. Поэтому на первом плане должна быть прежде всего учеба. Как говориться, от звонка до звонка каждый должен в обязательном порядке работать. Но, с другой стороны, любой преподаватель, если он будет заниматься только преподавательской работой, очень скоро, по существу немедленно, превратится в школьного учителя. Отнюдь не имею желания обидеть, но средняя школа есть средняя школа, а тут высшая школа. Хотя она и школа, но она высшая. Поэтому, чтобы готовить инженеров на уровне современных требований машиностроительного производства, приборостроительного производства, надо знать, что там происходит. А как ты это будешь знать, если ты не будешь там работать. Поэтому научный аспект надо было обязательно развивать параллельно, вместе. Оно всегда так в высшей школе принято. Вот учебный процесс, а вот научная деятельность. А далее мы живем в стенах, которые подвергаются действию времени, воды и т. д. Их надо поддержать. Хозяйственная деятельность здесь совершенно необходима. А дальше, как говорится, "не хлебом единым жив человек ". Надо обязательно что-то эстетическое, интересное, развлекательное и т. д. Вот и получится набор, которые надо в обязательном порядке держать в поле зрения. А они раскладываются на разные мероприятия
А когда я пришел сюда, в механический институт, то передо мной и перед многими другими ректорами министром нашим, академиком И.Ф. Образцовым, ставилась задача наращивать объемы научных исследований, повышать квалификацию преподавательско-профессорского состава, улучшать воспитательную работу, лучше оснащать студенческие аудитории вычислительными средствами, автоматизированными различного рода системами, компьютеризация учебного процесса и т. д.
У нас еще одна была интересная проблема в институте. Вдруг мы поняли, что у нас катастрофически не хватает парт для студентов. Оказывается, в свое время было организовано изготовление парт. А потом их кто-то закрыл, сократил эту работу, и к тому моменту их катастрофически не было. А тогда в системе Советского Союза все было плановое, и попасть в план - это была определенная проблема. Я довольно долго хлопотал в министерстве, чтобы поручили нам готовить эти парты. И в результате мы начали снова готовить эти парты у себя, вот они стоят и сейчас во многих аудиториях. По этому же принципу изготовили кресла для зала "Интеграла" - как раз мы его сдавали только-только в эксплуатацию. Тоже было целое дело.
И таких моментов было много. Представьте себе, что у нас столовая пришла в полную негодность. Та, которая до того была. А денег не дают, хоть ты тресни. Мы со строителями договорились это дело сделать за счет перевыполнения. Но перевыполнение перевыполнением, а деньги все равно нужны. И дело двигалось не очень быстро. Быстро была написана кем-то жалоба в "Комсомольскую правду ". Приехала комиссия. Мне объявили выговор. Денег все равно не дали. Но единственное, что в этом случае строители взбодрились, и мы довольно скоро закончили строительство столовой, увеличив ее в два раза, сделав два студенческих зала, профессорский зал, чего в помине еще не было. Но что не менее важно и о чем обычно никто не будет говорить, кроме тех, кто непосредственно это делал, мы сделали очень много холодильников. И с тогдашним директором столовой Я.М. Мельманом стали заготавливать для студентов мясо. Осенью, когда идет забой скота с расчетом на новый год и до первого мая. Это было большое дело. Мы тогда решили вот так эту проблему локально для самих себя, чтобы столовые просто не бедствовали. Это было уже сверх тех фондов, которые институту и без того выделялись в определенном количестве. Да много таких эпизодов.
Мне всегда приятно вспоминать тот период, когда наши студенты бегали многодневные пробеги из города Ижевска до какого-то очередного города-героя. И за все эти годы, а было где-то пробегов шесть, наверное, сделано, у нас не было ни единой травмы, ни одного заболевания или какого-то хулиганского поступка. Кстати говоря, не только у спортсменов, но и у артистов тоже. Всегда была команда сопровождения с номерами художественной самодеятельности, и ребята бежали с большим удовольствием. Это такое захватывающее действие, что даже шоферы, которые вели автобусы, с некоторых пор включились в этот пробег. И кто-то из студентов вел в это время автобус, а шофер бежал вместо студентов.
Когда мы начинали пробеги, то был один механический институт. А потом к нам НИТИ Прогресс присоединился, затем "Буммаш". А потом финансовых проблем у нас практически не было, потому что бегали представители нескольких крупных предприятий. Там же не только патриотизм. Патриотизм патриотизмом, конечно. Но просто побывать там интересно.
Да, мы имели честь быть представлены тогда на ВДНХ. Я считаю, что мы там оказались вполне на высоте. Получили целый ряд золотых медалей, серебряных, бронзовых, грамот и т. д. Это был единственный раз в истории механического института. Ну а почему мы не могли бы быть представлены, спрашивается? У нас постепенно росли объемы научно-исследовательских работ, их надо же было выполнять. И выполняли нормально. Площади мы очень много строили тогда. Я полагаю, объектов пятнадцать было построено, довольно крупных причем. Не считая вигвамов на базе отдыха в "Камских далях" или отдельных строений на экспериментальной базе. Поэтому проблемы тут не было. Площади появились сами по себе, нужны были только люди. Люди были, тем более молодые люди, готовые работать. Надо было только для них иметь соответствующие темы. А наши профессора тогдашние, и Н.В. Воробьев, и В.И. Казаченок, и В.А. Сипайлов, и А.А. Коновалов, и М.С. Горохов - они все горели желанием работать и активно работали. Потом начали защищаться молодые ребята и встали уже на самостоятельный путь.
 Перспективы строительства нового корпуса |  План застройки студенческого городка |
 План застройки студенческого городка |  Экскурсия на одну из кафедр ИМИ |
Мне очень хочется вспомнить, как мы первый раз отмечали 25-летие нашего института. Может быть, отмечали и 10, и 15, но тут уже было связано с веком - четвертьвековая дата. Самодеятельность, которая была организована, была ну просто совершенно замечательна. Я лично сам был очень доволен. Приехали ребята отовсюду. Они вспомнили, что они отсюда, из этого института. Концерт длился, наверное, в два раза дольше, чем это было предварительно запланировано. Это было во дворце Металлургов, благо тогда не надо было откупать его на два часа. Его нам отдали тогда хоть на целые сутки. И мы там длительное время сидели. И у меня от этого осталось самое приятное впечатление.
Ректор вуза должен быть универсал. Он, конечно, хозяйственник должен быть, а иначе как же? Но он должен быть и ученый. Он должен быть преподавателем. И он должен быть хорошим воспитателем, добрый дядька, так скажем. Строгость строгостью, но справедливый дядька. Конечно, всесторонний, куда ты денешься. Конечно, если упустишь что-то, оно обязательно на всех скажется.
Надо держать ситуацию в поле зрения полностью. Я считаю, что руководитель должен быть активным человеком, никоим образом не должен замыкаться на стенах кабинета или территории предприятия или организации, которую он возглавляет. Должен контактировать активно с соседями своими, с вышестоящими инстанциями и т. д. Только в этом варианте жизнь будет более активна, и люди будут это чувствовать и будут довольны. Даже если кто-то там будет недоволен, всем, как известно, не угодишь, исключено.
Как ни крутите, а вуз по отношению к любому заводу или даже отраслевому институту многоплановее. Там и профили, и направлений деятельности больше. Вообще, вуз в каком-то смысле это академия наук. У нас в академии наук и историки, и юристы, и физики и медики. Кого только нет. Все виды высшей индивидуальной деятельности представлены. В вузе это конечно, в меньшей мере, но тем не менее буквально тоже все есть. И обществоведческое направление, и точное приборостроение, и точное машиностроение, и т.д. И разные люди с разными характерами, с ними постоянно приходиться общаться, молодежь идет. Я считаю, что как раз там чувство юмора, если о нем говорить, то прибавилось только.
Подготовила Елена ШЕВЯКОВА
