"Жил-был Саушкин" или "Приключения мальчика в стране добряков"- так назывался детский мультфильм, снятый лет тридцать тому назад. Пошел один мальчик за спичками, и стали с ним приключаться разные приключения. А домой мальчик писал письма: "Мама, спичек я еще не купил, меня уносит в открытое море, я лечу искать добряков..."

По странному совпадению герой сказочной истории как две капли воды похож на нашего Бориса Владимировича Саушкина, совсем не сказочного героя настоящей войны, одного из деканов М-факультета ижевского механического: та же роскошная русая шевелюра, тот же взгляд прямо в глаза, тот же упрямый путь - потому, что иначе он просто не умел.

Это для него, Бориса Владимировича, один из выпусков ИМИ расписал "под хохлому" весь асфальт у подножия Вечного студента, выводя огромными буквами: "Саушкин - друг человека!"

 

Юность и война

Борис, единственный сын в семье Саушкиных, родился в селе Алнаши, 18 января 1925 года. Отец его, Владимир Васильевич (1893-1978 гг.) успел повоевать на гражданской ( год - мобилизованный в армию Колчака, потом перешел на сторону Красной Армии), а вернувшись в родное село, всю жизнь учительствовал, преподавал детям географию, стал директором школы и заслуженным учителем УАССР. Александра Михайловна - мама Бориса Владимировича, работала медсестрой и была одной-единственной акушеркой на весь Можгинский уезд.

Саушкины, кажется, единственная семья в Удмуртии, где два человека - муж и жена награждены были орденом Ленина, высшей наградой СССР за трудовые заслуги...

В 1942 году Борис закончил школу, в сентябре приехал в Ижевск и поступил в МВТУ им. Баумана, эвакуированное в столицу с началом войны. Но в историческом здании на Свердлова 3 , где размещалась ижевская " Бауманка", Саушкин успел сдать зачеты только за первый семестр.

Одноклассники и однокурсники стали один за другим записываться добровольцами. Студенты Бауманки имели бронь, было постановление ВКПб - студентов с оборонных специальностей не призывать. Об этом все знали, но какое это имело значение, когда твои товарищи уходят? Сам Борис Владимирович объяснял так: " если в группе один-два человека подавали заявления, после этого - как? Ты шел и подавал тоже. Может быть, я бы и не пошел, но когда твои друзья идут, совесть заставляет тебя это написать: прошу зачислить в добровольцы..." И пошел писать заявление вместе с одноклассником...

Шел январь 1943 года. Первокурсник Бауманки  превратился в курсанта 3-го Ленинградского стрелково-снайперского училища эвакуированного в Воткинск. И жили и учились тяжело, но недолго, к лету все зимнее пополнение курсантов отправилось на фронт.

Из воспоминаний бывшего курсанта, танкиста Рамзи Галеевича Шагивалеева: "5 февраля 1943 года я оказался в эвакуированном третьем Ленинградском пехотном училище, куда были направлены 17-летние призывники сборным пунктом ТатВоенкомата. Из нас готовили командиров взводов - 82 мм минометчиков. Также изучали другие виды вооружения автоматы, пулеметы и т п. На тактические занятия в поле, находящееся на расстоянии 4 км от города, навьюченные частями миномета весом 20 кг. отправлялись 3 раза в неделю и только бегом туда - и обратно.

Недоедали. Когда шли в курсантскую столовую, умудрялись выйти из строя под видом перемотки обмотки на ноге и подкупать хлеба (200 гр.) за 30-40 рублей у рабочих артиллерийского завода. В середине марта 1943 года училище было направлено в лес на заготовку дров для артиллерийского завода. Работали, стоя в снегу по пояс, жили в бараках, где не было возможности сушить обмундирование. Норма заготовки дров -на одного человека -2 м куб. Все простыли, почти все курсанты заболели фурункулезом. В таком состоянии нас погрузили в эшелон и отправили на фронт".

В училище, однако, способного студента, который уже тогда бойко говорил по-немецки, заметили, и на фронт Борис попал не сразу. Направили его в Иняз РККА, где он даже отучился месяца полтора. Но постоянных простуд не выдержал даже молодой организм -курсант свалился с воспалением легких. Пока болел - из института переводчиков его отчислили, а когда выздоровел - направили в 32 Гвардейский танковый полк под Полоцк....

В августе 1944 командиром 32 ОГТТНП 1 Прибалтийского фронта "молодой боец был награжден первой медалью " За отвагу"- "за участие в боях и проявленное мужество". А 13 января 1945 г фронтовая газета "Вперед на врага" писала уже о других боях :"Об этом случае знает весь наш полк: 5 автоматчиков вышли победителями против 40 гитлеровцев. Первую группу гитлеровцев встретили и уничтожили гранатами ст. сержант Гуреев и ефрейтор Саушкин. Гвардейцы так и не подпустили фашистов к нашим окопам". Ефрейтор Саушкин за этот подвиг был награжден Орденом Славы Ш степени.

"Мы говорили с Борей о войне", - вспоминает его однокурсник, завкафедрой "Аппаратостроение" ИМИ, Заслуженный деятель науки Удмуртской республики, доцент, кандидат технических наук Владимир Наумович Гринберг, - " Он потрясающие вещи рассказывал о Шевченковской операции 1944-го...О том, как это было ужасно - там окружили значительную группировку немцев, немцы отказались сдаваться и прорвались, но тяжелой ценой - их подавили танками... Боря рассказывал, что они ходили по человеческим кускам, размятым гусеницами в снегу и грязи.  А ему было двадцать лет..."

Наступательная Ко́рсунь-Шевче́нковская опера́ция 1-го и 2-го Украинских фронтов,в солдатском просторечии "Корсунь-Шевченковское побоище", продолжалась с 24 января по 17 февраля. 8 февраля советское командование предъявило окружённым ультиматум о капитуляции, который противник отклонил. 11 февраля командование группы армий "Юг" предприняло решающее наступление на внешнем фронте окружения. 1-я танковая армия и 8-я армия силами до 8 танковых дивизий нанесли удар на Лысянку из районов западнее Ризино и Ерки. Навстречу им наносила удар окружённая группировка.

В ночь на 17 февраля немцы пошли на прорыв. В разыгравшейся метели видимость снизилась до предела ( хотя первые месяцы 1944 года температура плавала около нуля, то есть от минус пяти до плюс пяти и операции обеих сторон тонули в грязи).

Вся масса окруженных войск практически без выстрелов обрушилась на позиции 180-й стрелковой дивизии. Прорвав их, немцы вышли на второй рубеж обороны. Конев бросил в сражение все маневренные резервы, однако основной части немецких войск, которая составляла несколько больше половины попавших в окружение, удалось прорваться.

Шесть немецких дивизий, потеряв все тяжелое вооружение и понеся значительные потери в личном составе, не могли более участвовать в дальнейших операциях. Операция, которую еще называли " Сталинградом на Днепре" стоила немцам с 21 января по 20 февраля 1944 года - 47 тысяч человек. Наши потери- 80 тысяч человек.

В 1945 году на груди молодого командира добавились еще две солдатские медали: "За боевые заслуги" и " За победу над Германией". Рядовой, затем командир отделения автоматчиков Саушкин воевал на 1, 2, 3 Прибалтийском фронтах, Ленинградском фронте в 1944-45 годах, с 06- по 03.1944- в гвардейской Воздушно-десантной бригаде МВО г. Раменска, затем до Победы 03.1944-08 1945 - в Гвардейском Тяжелом танковом Новгородском полку 1 Прибалтийского фронта.

Евгений Константинович Баженов, начальник режима и защиты информации Спецуправления ИжГТУ: " говорят, Борис Владимирович был вспыльчив. Ну, это и характер, конечно, и у него же контузия была, инвалидность потом за это дали. Он же воевал в танковых войсках, хоть и не танкист.

Вы знаете, что такое фауст-патрон? Вот сидит с ним немец, может выстрелить из засады, танкист его и не увидит - он видит только дорогу и  сверху танк практически ничем не защищен. На танки садили таких ребят - кто покрепче и с автоматами; любая ударная волна - все им.... Одну из своих медалей он получил за разведку в тылу: больше суток они сидели в болоте, куда их загнали немцы. После этого у него и ноги больные были, и в конце жизни он уже не ходил, на коляске по квартире ездил. Ордена просто так не давали.

Рассказывал, что в разведку он ходил не раз - хорошо знал немецкий Сразу после Победы с лета 1945 по октябрь он уже был старшим писарем в Армейском гвардейском тяжелом танковом полку в Прибалтийском военном округе . Когда сдавалась очередная гитлеровская группировка - как он сам рассказывал, его, высокого, представительного, чистого русака, хорошо говорящего по-немецки, секретаря комсомола батальона, бывало, одевали в офицерскую форму и брали на переговоры...".

Закончил войну  Борис Саушкин 8 мая 1945, в Латвии в г. Кандава и был демобилизован 31 октября 1945 года, когда стояли под Шауляем. Вернулся домой, в Алнаши, а уже зимой пошел работать в школу. Учил ребят-односельцан математике и черчению, а в конце лета поехал в Москву, в родной институт.

 

Москва, МВТУ

"С Борей мы знакомы с первых институтских дней, с 1946 года, хотя поступил он в МВТУ еще в Ижевске, он просто вернулся после войны в альма-матер, "- рассказывает Владимир Наумович Гринберг. - " Очень худой, прозвище у него студенческое было - " Сушкин". С шикарной замечательной шевелюрой (это она потом стала белой, а в поздние годы появилась и борода). Весь звенел, грудь - в орденах и медалях. Вообще, однокурсники мои все были в "зеленом", многие - фронтовики.

Безусловно, он всегда очень много читал, был неравнодушен к литературе, великолепно ее знал, был настоящим знатоком. И книг у него была масса, он их без конца покупал. Еще Боря обладал изумительной памятью, все помнил: фамилии, имена, даты. Невероятно эрудированный. Скажем, он все-таки инженер, а не историк, но все Политбюро знал по именам-отчествам-фамилиям, как говорится, с дореволюционных времен. Очень был многознающий человек: чего не коснись - поразительный кругозор! И круг знакомств у него по жизни был очень большой, причем, люди самых разных областей: артисты, руководители, военные, даже с Дмитрием Федоровичем Устиновым был знаком.  

Мы не были близкими друзьями, просто приятели и однокурсники, но общались очень тесно, как и все 20 студентов нашей группы (на факультете было две специальности- оружейники и артиллеристы)

Боря жил в общежитии, и я туда захаживал. Собственно, общежитий было два: одно в Лефортово, а другое, еще дореволюционное- через дорогу от главного знаменитого казаковского здания МВТУ. Конечно,  ходили туда в гости, устраивали студенческие вечеринки...

Был у нас такой мальчик по фамилии Фишман, по прозвищу " Яшман-Фишман Плешман" (за раннюю лысоватость). Ему поручалось обществом ставить брагу, он ее завязанную противогазом, привозил в общежитие большом бидоне, и посидеть с этими бидонами собиралась весьма дружная кампания. Те, кто пробовал эту волшебную жидкость впервые - доходил только до двери общежития, потом его уже несли...

Курил Боря всегда много, но пил очень мало, смолоду, вопреки даже молодецкому обычаю в студенческом обиходе отмечать каждый сданный экзамен всем потоком. Еще одно излюбленное место наших общих вечеринок (сейчас бы сказали "тусовок") было в коммуналке у Вадима Горбацевича - нашего однокурсника и фронтовика, брата генерала. Вадим - замечательный человек, невероятных способностей высокий и худой блондин, которого прозвали "второй звонок института"- за остроумие, умение говорить всегда интересно, живо и артистично. Так вот, мы собирались у Горбацевича в коммуналке или летом во дворе - в типичном московском дворике со столом и скамейками, как правило, всей нашей дружной группой...

У нас была традиция сдавать за слабых - "хвостовая сессия". На эту сессию собирали собирали двоечников со всего института и враз в большой аудитории садили готовиться по билетам. А по нашей традиции по рядам посылалась зачетка, с которой отколупывалась фотография и вставлялся портрет того героя, который за " двоечника"пойдет сдавать....Разумеется, выручали друзей-товарищей за просто так, мы были чисты совершенно, - такие были отношения.

В студенческой жизни, конечно, случаются события, которые очень сближают, даже не закадычных друзей. Однажды, например, мы с Борей на пару получили двойку по электротехнике... И шли с ним с экзамена обнявшись, в страшном горе. Второй раз мы как-то сблизились, когда были в военном лагере и жили в одной палатке.

Боря ведь был сержантом, а наша армейская служба на это наплевала и весь младший комсостав, фронтовиков- студентов погнали в учебный военный лагерь. Они страшно возмущались и Боря в том числе: как это так, воевавший сержант должен слушаться этих, пороху не нюхавших...

Память сохраняет иногда самые незатейливые истории, обыденные, казалось бы, но в чем-то трогательные или смешные. Помню один ужасный конфуз. Нас ведь иногда внезапно ночью будили по тревоге, нужно было по норме одеться и застелиться - всё за 40 секунд. А мы были в обмотках, которые мудрено замотать быстро, но требуется делать это аккуратно. Неаккуратная портянка- это очень неприятная вещь, она разматывается на ходу, а длиной она три метра, и тогда на марше на нее наступает весь идущий за тобой взвод... При одной такой ночной побудке, - а тент нашей палатки поддерживал здоровенный центральный столб, - Боря в спешке, и не проснувшись до конца, намотал обмотку вокруг этого столба, дернулся в суматохе, палатка упала ... В общем, событие, вошедшее в анналы истории нашей группы...

Или еще одна легендарная студенческая история. Есть такая дисциплина во всех технических вузах - сопротивление материалов. Кафедра сопромата была невероятно зверская, это был какой-то невероятный культ предмета. По правилам, прежде, чем получить допуск к экзамену, мы должны были написать контрольную работу по сопромату .

Чтобы мы не списывали, нас загоняли в так называемую 323 аудиторию - старую химическую аудиторию с деревянным потолком из великолепных полированных плит- смотреть на них было одно восхищение.  Но размеров 323-я аудитория была необъятных и, если нас там рассаживали, то друг друга мы уже с трудом видели, недаром в этой аудитории шли лекции для потока с трех факультетов одновременно. Списать там было совершенно " не можно".

Зато у окна этой аудитории была пожарная лестница. А у Бори в общежитиии жил сталинский стипендиат - великий специалист по сопромату, и Боре было поручено как-то протащить этого спеца, дабы он списал задания на доске и нам их решил. Борис не мог подвести общество и стипендиата уговорил.

По той самой лестнице стипендиат забрался к окну, списал необходимые задания, нырнул вниз, через какое-то время решил и на плакате в окне выставил решения на какой-то фанерке. Выставил-убрал, выставил - убрал, мы лихорадочно списывали... Короче говоря, мы это сделали... Но стипендиат ошибся! Всему потоку поставили двойки, а Борю буквально... били в общежитии.

Были в нашей группе невероятно талантливые ребята, выше прочих на голову, на две, и вообще - гениальные, такие, например, как Вова Лернер. Например, Вова как-то понял, что не знает немецкого и говорит однажды: "пойду учить ..." И через неделю он поражал преподавателей знаниями немецкого. В институте он вообще не учился, ходил с одной тетрадкой, свернутой в трубочку, и преподаватели просили его на лекциях - вы бы ушли, Лернер, вы и так все это знаете....

Однажды он взялся подтягивать меня по тому же сопромату с условием: не будешь смотреть ни в какие книжки учебники, я все тебе скажу. Я просидел с ним несколько часов и был блестяще подготовлен. С ним вместе мы впервые услышали первый концерт Чайковского - прямо на улице , то ли по радио, то ли играли где-то в доме... Мы вдруг прозрели и были потрясены, а до тех пор плевать хотели на какую-то симфоническую музыку. С тех пор мы стали ходить на симфонические оркестры, покупали абонемент в консерваторию и ходили разом человек двадцать - вся группа была страшно этим увлечена.

Сейчас в живых нас осталось 13 человек. Мы всегда собирались группой 1 апреля: сначала через каждые 10 лет, потом через пять, теперь - каждый год... Мы всегда приглашали на эти встречи наших любимых преподавателей - а многие наши учителя были известные, заметные ученые-баллистики: Владимира Федоровича Устинова, Александра Александровича Дмитриевского, нашего декана, а потом проректора по учебной части Бобкова...

Связной" нашей группы, который нас и собирал обыкновенно - Вова Изгородин, он жил с Саушкиным в общаге. Володя слепнет, тоже живет один, в г. Боровске под Москвой, вот он всегда спрашивал меня: " Как там Саушкин?"

В 1952 году мы закончили институт. Борю распределили в Ижевск: нас тогда с этой специальностью приехало 4 человека: я, мой закадычный приятель Арончик (Арон Робер), который попал на механический завод, со мной на Ижмаше оказался Рубинчиков Жора, а Борю завод отпустил в институт по просьбе Остроумова (декана нашего факультета в МВТУ, кстати, по студенческому прозвищу -"Кисель" ).

Мы были на разных специальностях, встречались, конечно, на работе, но не то, чтобы часто. Знаю, что студенты Борю любили - ведь он был деканом и не один год, а добрый декан - это очень сложно...

Боря был очень добрый человек. Он был добряк. Правда, при этом вспыльчивый, эмоциональный, вообще, как говорится, любил резать правду-матку. Как тряхнет своей белой гривой и начнет " долбать" кого-нибудь с трибуны -он никогда никого не боялся. Боря - хороший был мужик"

 

Ижевский механический

В мае 1952 года молодому специалисту Борису Владимировичу Саушкину были выданы: направление на завод N 74 ( г. Ижевск) в качестве инженера цеха, стипендия - 480 руб и подъемные- 620 руб. Но после хлопот Остроумова, который энергично собирал кадры для новорожденного вуза , появился приказ по институту: " принять с 3 июня 1952 года на должность заведующего лабораторией спецфакультета с месячным испытательным сроком ...В. П. Остроумов".

Сам Борис Владимирович в интервью газете " Механик" рассказывал об этом так: - "Дело в том, что деканом факультета, на котором я учился, был профессор Остроумов. К тому же, с Владимиром Павловичем мы состояли в одной партийной группе, вместе повышали политический уровень в философском кружке, который вел профессор Э.Н. Сатель. Приехав в Ижевск и едва познакомившись с моим предполагаемым местом работы (37-е производство), я совершенно случайно, в ресторане, где обедал, встретил Остроумова В.П. Он сказал, что берет меня на ставку заведующего лабораторией, что на завод мне ходить не надо, и перевод он уже оформил.

Так я оказался в ИМИ. Шел май 1952-го года. Сразу же передо мной поставлены были две взаимосвязанные задачи: полная координация лабораторного оборудования и организация шефской помощи со стороны МВТУ им. Баумана. Наряду с этим приходилось выполнять массу текущей работы: составление заявок на оборудование, его транспортировка, формирование штата лаборантов... В 1953-м году даже пришлось заведовать подготовительными курсами. В это время в институте создавалась профсоюзная организация. По поручению партийного бюро мне пришлось возглавить комиссию по выборам первого профкома".

С сентября  52 -го Саушкин стал ассистентом кафедры технологии металлов с нагрузкой 200 часов в семестр, до 1954 года еще и руководил производственной практикой студентов... С 1956 года до 1965 года работал старшим преподавателем техмаша, в целом более 40 лет Борис Владимирович отдал старейшей кафедре университета "Производство машин и механизмов", с января 1965 по июль 1968 года -был деканом М-факультета.

 Из воспоминаний Евгения Константиновича Баженова:

"Я поступал в механический институт с приключениями... Закончил сельскую Карсовайскую школу, в Ижевске-то был всего один раз в жизни, а отправился поступать в Москву, на мехмат МГУ. Приехал с чемоданчиком добрался до Моховой, где нас поселили в спортзал. Засунул чемоданчик под кровать - и все мучила деревенского парня мысль: вдруг после экзамена приду, а чемоданчика-то на месте нету!  Экзамены сдал, да не прошел. Услышал разговоры, будто бы в КАИ недобор. Сел на поезд, приехал в Казань, пришел в приемную комиссию. Там моложавый такой, полнеющий мужчина говорит мне- нет, у нас уже полный набор!...Думаю, наплевать! Год дома буду книжки штудировать, а на следующий год буду снова поступать.. Кстати, мужчина из приемной комиссии КАИ оказался Николаем Васильевичем Талантовым. Потом мы встретились в ИМИ, и он меня даже узнал....

А на вокзале в очереди за билетами, я случайно познакомился с Пантюхиным Леонидом Алексеевичем. Разговорились, я рассказал откуда и куда, он и уговорил меня ехать в Ижевск, в ИМИ. Приехали поздно ночью, он меня забрал к себе переночевать, утром пошли в институт на Горького, Леонид Алексеевич взял мои документы и пошел к Остроумову, ректору . Через некоторое время вышел и говорит: езжай домой, а 1 сентября приезжай учиться. Так я оказался тут и началась моя студенческая жизнь.

Жили мы в общаге. Вижу, ребята постарше (я третьего выпуска ИМИ) завели себе гантели, занимаются, а я тогда интересовался спортом, с парашютом начал прыгать, и спрашиваю их: где взяли, купили? Нет, отвечают, это в институте дают, в старом корпусе, на третьем этаже. Ты сходи, сходи! Там Саушкин такой есть, он всем гантели и раздает ....

Я, доверчивый балбес, иду. Вижу: мужчина высокий такой, с шевелюрой заметной. Спрашиваю его:

- Вы- Саушкин?

- Ну, я - Саушкин!

-Мне бы гантели нужно....

- Какие гантели?!

Я начинаю объяснять: "мне сказали ..., вот я тоже хочу и т. д."

Он сначала засмеялся, а потом рассердился: " Может, тебе галтеля нужна, а не гантели?" (галтель- скругление углов на деталях машин, в литейных формах; узкая планка, прикрывающая щели в стыках соединений, или рубанок для выстругивания на брусках желобков). Так я впервые увидел Бориса Владимировича.

Он, кроме комплектования мастерских, занимался тогда и поступающими в новый институт книгами - библиотека тогда все еще комплектовалась. Из Москвы получили целый вагон литературы - со всех вузов столицы..., да и учебники для специальностей почти все составлены были именно Саушкиным с помощью В. А. Карпунина и других... (кстати, Б. В. Саушкин имел читательский билет с номером 1 в институтской библиотеке и возглавлял ее читательский совет).

Библиотека ИМИ размещалась на втором этажа здания на Горького, в южном крыле (налево от входа был наш факультет, куда заходили только через вахту с пропуском, причем, вахтеры были военные). За железнывми дверями была спецбиблиотека, большой зал в цоколе, где стояли пушки, мастерские со станками.. Тогда студенты много работали в слесарных и токарных мастерских, была и сварка - на эту практику ходили группами, работали под руководством мастеров. Все это хозяйство организовывал Саушкин и им заведовал, снабженческие хлопоты и бухгалтерия тоже были на нем ( между прочим, токарный станок тогда стоил 6-7 тыс. рублей - огромные тогда деньги ). Позже он к нам пришел читать лекции по оснастке. При этом он всегда был очень занят общественно-партийной работой, сам ездил на целину и какое-то время мы нечасто встречались.

По распределению я попал в Красноярск, точнее в Железногорск, - город закрытый, но нас вскоре вернули во вновь организованное НИТИ и я снова оказался в Ижевске.

Каким Борис Владимирович был человеком? Умел разговаривать с людьми, причем, не подстраиваясь под человека. Он был человек очень справедливый, с обостренным чувством справедливости, очень принципиальным, наверное, это всегда чувствовали люди, когда с ним разговаривали. Раньше, как и теперь, перед началом учебного года всегда было общее собрание коллектива, но по тем временам, на этих собраниях была и вся парторганизация... Как видят собравшиеся - Борис Владимирович идет к трибуне - все знают, сейчас кому-то не поздоровится, кому-то крепко попадет! И он без всяких оговорок начинает: ну, почему молчите, если так и так... Почему профсоюз молчит? Никакие авторитеты, отношения и другие соображения его не останавливали. Все ставил на место, никогда не боялся сказать, что думал.

Старшие, наверное, помнят, было как-то дело, которое начиналось в УдГУ с Яшиным - там стали преподавателей удмуртского отделения филфака обвинять в национализме. Обком партии в комиссию по партийной линии назначил разбираться Бориса Владимировича. Именно он тогда всех и призвал к разуму: ничего такого там нет, не приставайте к людям, пусть спокойно работают.  Аналогичная ситуация, кстати, была в Киргизии во Фрунзе, Саушкина туда тоже посылали от Министерства образования, и он ездил, разбирался.

Вспылить мог, это правда. Мог и стулом замахнуться на секретаря партийной организации, и был такой случай, - я как раз этот стул с Левой Михайловым руками ловил. Стул-то отобрали, а Саушкин вышел и так ахнул дверью деканата, что стены дрогнули... Если он узнавал, что человек не просто где-то ошибся или созорничал, а именно словчил, не дай бог, что-то поимел чужое или общественное, то уважение этот человек в его глазах терял навсегда. Я думаю, к своему пониманию справедливости он пришел сам, жизнь его так выучила и наставила.

А за студентов всегда стоял горой. Была одна занимательная история.... Попадает наш секретарь факультетской комсомольской организации в милицию. Юрка Москалев -боевой комсомольский вожак, баскетболист. По тем временам дело было нешуточное.

Ну, пришли мы утром на лекции, узнаю я эту новость, иду к Борису Владимировичу: так и так, Юрка в милиции сидит.... Двухэтажное старинное здание милиции было тогда недалеко от цирка, едем мы туда, спрашиваем: "Где тут задержанный Москалев?" Говорят: "внизу сидит, под замком". Борис Владимирович с офицером начинает беседовать: так и так, парень хороший, секретарь, спортсмен и т. д. А разговаривать он умел, да сам был человек военный.

Офицер его слушал-слушал и говорит: " Да вы знаете, я бы не против даже его отпустить! Но, он же, негодяй, был пьяный, а когда подошли к нему два милиционера и хотели забрать, он давай с ними бороться! И, главное, пистолет у них вытащил, Макаров, да когда вытаскивал, нажал кнопку, фиксирующую магазин. Магазин с патронами выпал, теперь оружие без патронов. С одной стороны - хорошо, а то бы еще перестрелял моих милиционеров, но у них свое горе- это ж табельное оружие! Им теперь отвечать - как это их разоружили, да еще и оружие разрядили.... .

Юрку было не узнать - так его отмутузили раздосадованные стражи порядка, но Саушкин все-таки всех уговорил, вызволили мы секретаря из кутузки... Вообще, получается, что он за многих в жизни заступился или хлопотал".  

В рассказах бывших студентов ИМИ Саушкина называли и " самым эрудированным преподавателем " и " технологом с тончайшей душой" , и даже " ангелом-хранителем", который уберег не одну студенческую судьбу от роковой неприятности, все вспоминают и его азарт во время чтения лекций - он так увлекался, что засовывал меловую тряпку в карман пиджака и то, что Борис Владимирович решительно терпеть не мог вранья...

На факультете вместе с замдекана Виктором Григорьевичем Кучеровым Саушкин начал, как сам рассказывал, борьбу за успеваемость: " мы проанализировали учебные планы и недельную нагрузку студентов, чрезмерно перегруженных, как оказалось. Внесли коррективы. Спустя два года по уровню успеваемости машиностроительный факультет сравнялся с приборостроительным, после чего я вернулся на кафедру уже на должность старшего преподавателя. Однако, во время работы в деканате я попал в министерскую номенклатуру проверяющих, и в последующие годы еще долгое время мне периодически приходилось участвовать в работе министерских комиссий по проверке работы вузов, готовящих кадры для "оборонки".

О своем декане рассказывает Заслуженный деятель искусства РФ , завкафедрой ИжГТУ " Культурология", главный режиссер муниципального театра " Молодой чкловек"Евгений Вадимович Столов:

" Я поступил в механический институт на машиностроительный факультет. А он, он был деканом. Суровым деканом, на самом деле, Бориса Владимировича как-то опасались, он не спускал. ... Несмотря на то, что в те годы был, знаете, внешне был похож на молодого Блока. Было что-то общее. Голос, правда, был высоковат, но черты лица - схожи. С другой стороны он быстро набирал гнев, и "поливал", в общем, не сдерживаясь - это не предполагает неразборчивость в словах, слова всегда были точные, никогда никакой ненормативной лексики он не допускал, но интонация и темперамент очень быстро давали почувствовать ситуацию - кто ты и кто с тобой разговаривает, и что ты сделал не так.

При этом буквально на следующий день, он разговаривал совершенно по-другому. Я бы сказал - не то, чтобы отходчивый человек, - он, знаете, зла не держал! А студентов своих уважал: ты наказан, вот за что - иди! А потом - другое дело... Я занимался спортом, был в сборной института по легкой атлетике, чемпионом республики, выступал за факультет, бывало, пропускал и надо мной "гремела гроза". Но- вчера пронеслась буря, а сегодня - поблагодарили... И ты уже не шарахаешься от недоумения, ты понимаешь этого человека, - на него нельзя обижаться.

А потом, когда кроме спорта, появилась эта заразная болезнь - художественная самодеятельность, я ею был очень увлечен. Однажды даже написал миниатюру про Саушкина - " Декан", ее играли много раз потом, опубликовали в " Студенческом меридиане". Как-то, когда уже Борис Владимирович он не был деканом, на одном из вечеров машиностроительного факультета мы ее показали, а он сидел в зале. Перед тем, как ее играть, я вышел и объявил: это написано про наших деканов и им посвящается. Текст по памяти, был примерно такой:

В деканат робко входит студент, его спрашивают:

 -Явился?

 Студент:

-Явился...

- Ну, что прикажешь с тобой делать? По-хорошему ты не понимаешь, придется принимать меры по всей строгости, никаких скидок!

Студент про себя:

-Ой, на повторное обучение...

- Ты что же думаешь, мы до бесконечности будем терпеть твои пропуски?

- Ой, на экономический переведут! ( а что в то время экономический факультет?)

 - А твой курсовик, а ноль процентов, а успеваемость...

 - Ой! Отчислют!

 -Мы все решили, и пусть это будет тебе уроком...

 -Ну, не тяните же, изверги!

 - Снять тебя со стипендии!

 - На полмесяца!

- Условно!

 - И - вон отсюда!

Борис Владимирович подошел к нам после концерта и сказал: " БлагОдарю за хОрОшую память". Он "окал", он же из Алнашей. И не стыдливо, а как будто у него был такой стиль, делал хорошие ударения... Обычно люди окают, когда на безударные делают ударения, а он делал ударения "на безударнОй и не скрывал эТОвО".

Еще был, помню, смотр художественной самодеятельности - а в механическом институте они всегда были каким-то явлением, наверное, потому, что вообще механический институт - это культурное явление в Ижевске, да и в Удмуртии. И деканат эта деятельность очень интересовала. Тогда появилось творческое "около искусственное" объединение "Богема", нас туда всех привлек А. У. Дорф. И была конкурирующая команда - приборостроители ( П - факультет). В общем, больше конкурентов в институте не было, а между собой мы пикировались и боролись за первенство вполне серьезно.

Итак, выступили "прибористы", выступили прилично, - ведь там люди непростые, математика и все остальное.. На М-факультете вроде бы ребята были попроще, но... как-то посвободнее: "мы - оружейники в городе оружейников - и все тут! Что ваши амперы и ЭВМ-мы, а вот сделайте такой автомат, как Калашников!"

Мы выступили вторыми - и победили! На следующий день в деканат буквально вбежал, именно вбежал Саушкин, подлетел к Е. К. Баженову и закричал: " Женя! Это же СССР-Швеция!" - а тогда как раз мы первый раз выиграли у шведов...Баженов, ничего не понимая, переспрашивает " Какая такая Швеция?", "Ну, как же?! Мы и прибористы!" Очень живой и очень принципиальный человек в той области жизни, к которой он был причастен.

Долгие беседы у меня с ним были, но позже, когда он уже не работал: он однажды позвонил, сказал, что у него много книг и альбомов по живописи, а я вроде имею отношение к искусству.

Я и не знал, что он всю жизнь, оказывается, интересовался живописью - еще от отца унаследовал. В советское время трудно было что-то купить, разве что -то из передвижников или что-то монументально-советское. А у Бориса Владимировича в огромной коллекции - и японская живопись, и Гоген, Рублев - где он только он их взял? Всего оказалось невероятно много, все составлено в альбомах, и это было не просто тематическое собрание, все было систематизировано со знанием дела, по собственному вкусу и мнению: он знал, что делал. Я просто "огреб" у него тогда этих сокровищ для занятий в театральной студии....

Тогда мы и беседовали и я многое впервые о нем узнал. Например, я, к своему удивлению, услышал, что он был знаком с Пашенной и с Книппер-Чеховой - у Ольги Леонардовны он даже был дома.. Знать бы об этом раньше- растерянно думал я про себя... Он же в Бауманке, в Москве был председателем профкома , занимался коллективными походами МВТУ-шников в театр. Малый театр, Вахтанговский студенты знали очень хорошо, везде ходили , часто он приглашал артистов на встречи со студентами, они к нам приходили. Было понятно, что это не просто была общественная работа председателя профкома, но и его личная потребность и интерес ,

Или, например, мы стали говорить про музыку, я спросил - кто нравится. Он говорит - Вагнер. Я переспросил, ну а Бетховен, например? Он говорит: " Нет!". И снова я понял, это не просто так, человек действительно знает о чем говорит.

Он был очень самостоятельным человеком. Я бы даже не назвал его человеком системы, хотя несомненно - это был принципиальнейший, убежденный коммунист. Не случайно он ездил он с этими партийными ревизиями, - кстати, в местные проверочные комиссии его потом включать перестали, потому что знали: если есть у него свое мнение, то чтобы ему не говорили, он будет его отстаивать. Никогда я не видел, да, наверное, и никто, чтобы он поступил иначе.

Я горжусь, что у меня был такой декан . Он никогда не делал гадостей. И это важнейшая вещь, когда к студентам относятся как к личностям . Миша Драгунов, мой сокурсник как-то вспоминал, что однажды беседовал о вузовских деканах с Саушкиным и спрашивал его: почему того ли иного декана не слишком-то поминают бывшие студенты. Саушкин ему ответил: " Миша, студента надо уважать! ". Забота не только о специалисте, а о личности, которая этой специальностью будет обладать - вот об этом он во всеуслышанье не заявлял , но всегда это делал.

Конечно, слышал я от него и о войне. И уже на похоронах, одна из его соседок по дому, Бориса Владимировича вспоминала, что он говорил: " всю Прибалтику я прополз на пузе" . Она его спрашивала, как он уцелел, как ему повезло, а он уверял ее, что " по одной простой причине - на войне в рот спиртного не брал ни капли", он там, понимаете - работал, делал необходимое страшное и опасное дело.

Конечно, воспитание и образование, которые дала ему в молодости Бауманка - это на всю жизнь, это было в нем всегда. Он рассказывал мне как-то о своих преподавателях- все они там были у них генералы, замечательные спецы и интеллигентнейшие люди. Например, вспоминал: " Я был в БОльшом театре с девушкОй". Оказались рядом с преподавателем-генералом с супругой. В антракте поздоровались, и генерал спросил студента: "Интересуетесь искусством? Очень хорошо...". А после спектакля пары встретились уже в раздевалке и  генерал говорит: "Вы, наверное, пойдете девушку провожать? Вы далеко живете?" Выходило, что не близко. "Знаете что", - говорит генерал, -" вы возьмите мою " Победу", я-то в центре живу..." И персональная "Победа" домчала девушку до дома- вот вам отношения преподавателей и студентов. Все-таки МВТУ есть МВТУ и там уважение к студенческой аудитории и одновременно требования к ней были особенными. Кстати, Саушкин, как профорг, собирал там профвзносы у космонавтов, у того же Королева, у Феоктистова - с этим они вообще как-то подрались в общаге... Из-за девушки. Потом, правда, Феоктистов Саушкина пригласил на свадьбу, и как Борис Владимирович сказал: "там мы пОмирились".

Он никогда не говорил о своих обширных знакомствах, тем более, не кичился этим, мы вообще про это ничего не знали, так же как мало знали, например, о его интересах или знаниях в искусстве и т. д. Было и было. Дело наверное в том, что все это окружение не было для него формой, в которую его как жидкость налили, а он эту форму принял . Он был самодостаточен и самостоятелен, это был человек со своей основой.  Помните, был такой декабрист Лунин, с которым сделать ничего не могли? Может быть, их сравнивать и нельзя, но, все-таки, это разговор об одном и том же.  Это даже не только влияние МВТУ, все это еще глубже - в семье, в самой личности его.

О последних его годах многого рассказать не могу, хотя, бывало, я ему звонил, с праздниками поздравлял. Заходили к нему бывшие студенты, тот же Дорф, а чаще всего Евгений Константинович Баженов и Авенир Алексеевич Чистяков.

Выпускник М-факультета, к.т.н, доцент Авенир Алексеевич Чистяков:

" В 1995 Б. В. Саушкину было присвоено звание "Заслуженный работник народного образования Уд Р", и в том же году в июне он ушел на пенсию.

Для меня Борис Владимирович был преподавателем и замдеканом, потом в разные годы - коллегой по институту. Когда был студентом, мы не много общались, хотя знаю, что именно он выбивал мне Ленинскую стипендию и рекомендацию в партию он мне дал. Очень порядочный был человек, очень прямой, как все фронтовики, - те, кто видел кровь... В последние годы жизни Борис Владимирович (он перенес тяжелую операцию, еще работая в вузе) жил один. Жена Зоя ушла из жизни раньше.

Как-то с Женей Баженовым мы сходили его навестить - ну, а потом так и стали ходить к нему. Пока были силы - он много читал, всегда просил приносить ему газеты; друзья подарили радио -и он следил за всеми новостями. Все знал и все запоминал, был в курсе всей новой политики, что и где произошло. Критически, правда, на все смотрел, но не брюзжал, не злился, взвешивал что хорошо, что нет.

Бывало, и про войну вспоминал, рассказывал, как был между жизнью и смертью.

Внук его учился в сельхозакадемии, и дед ему изо всех сил помогал: сам набрал книг, разобрался, его натаскивал и подтягивал - то по сопромату, то по математике... Юридических книг у него было много и этим он тоже интересовался, у меня остались подаренные им несколько книг по теории вероятностей и матстатистике.

Память у Бориса Владимировича была завидная - помнил даты, фамилии, отчества, события, особенно подробно - годы создания механического института.  Так, например, от него я услышал историю про Николая Васильевича Воробьева, одного из основателей ИМИ. Он же был в Москве, как теперь говорят, очень успешным человеком, заслуженным профессором , заведовал кафедрой МВТУ"Подъемно-транспортных машин", на 50- летие Сталина дарил грамоту генералиссимусу от советских ученых. А послали его в глубокую провинцию, туда, где и института -то еще не было. Оказалось, взял профессор в Москве аспиранта без согласования с парткомом, и что-то кому-то в биографии этого аспиранта не понравилось... Шел 1949 год, могли здорово наказать за такие вольности, -  - вот друзья и помогли Воробьеву уехать поднимать молодой институт, подальше от большого начальства.

Много Борис Владимирович рассказывал, как ездил в Москву в Министерство - как искали и собирали специалистов, оборудование, ведь он в каком-то смысле был снабженцем - трудное и хлопотное занятие в те времена ... Думаю, и время у него ушло на это, и силы, может быть, оттого он и не защитился, тогда не успел, а потом так и не собрался.

Потом он уже не вставал на ноги, ездил по квартире на каталке, ходили к нему соцработники, у них и ключ от квартиры был. Поражаюсь его мужеству - как он с кровати садился в свою каталку: я, бывало, скажу: "Давай помогу!", он: "Нет, сам!".

Он и прожил жизнь сам - так достойно, самостоятельно и честно, как сам решил для себя необходимым. И, наверное, сотни молодых людей учились у него настаивать на этом: " Я сам!".